Материалы по теме
В Туле Кобзон вручил Ларисе Долиной приз «За все хорошее»
Интернет-пользователи возмущены тем, что из фильма «Брат» вырезали самые известные сцены
Экс-барабанщик группы «Кино» возглавил Октябрьскую железную дорогу
Элегантен как рояль! Это и про него тоже. Уж столько фрачных героев переиграл! А надел майку и треники с пузырями — и кажется, это совсем другой Борис Клюев. Не граф Рошфор, не Майкрофт Холмс и даже не Трианон-Дубов из «ТАСС уполномочен заявить»…
Но сейчас мы уполномочены заявить: в июле знаменитому актеру исполнится 75. И это еще не все! 50 лет Клюев работает в Малом театре, 40 лет стукнуло «Мушкетерам» и уже 10 лет «Ворониным», где нынче и обитает в симпатичном образе главы семейства Борис Владимирович.
— Борис Владимирович, для вас этот год, учитывая все круглые даты, совершенно фантастический. Как же отметите собственный юбилей?
— Ну если говорить о Малом театре, где служу уже полвека, то выйду в роли Маттиаса Клаузена. Это спектакль «Перед заходом солнца», уже несколько раз его показывали, пока всем нравится. Хотя так получилось, что с третьего прогона сразу пошли на зрителя. И пошло, пошло, пошло…
«МЫ ОТРЫВАЛИСЬ ПО ПОЛНОЙ»
— А первое ваше «пошло» когда случилось?
— Так, чтобы завоевать зрительскую симпатию? Это получилось в «Трех мушкетерах», где я играл Рошфора.
— Сейчас очень много пишут о съемках этого фильма. В определенном ключе. Ничто не вызывает у вас протеста?
— Да нет, действительно отрывались по полной, что уж тут скрывать. Я думаю, все дело в том, что мы были очень молоды, полны сил. И вот эта аура, которая присуща молодым, она витала над этой картиной. Бесконечная выпивка, бесконечные девчонки, романы… И то, что нам всем было чуть за 30, а Мише Боярскому вообще 25! И музыка Дунаевского, которая уже звучала во всех ресторанах, и замечательный город Львов, и какая-то удивительная обстановка на съемочной площадке, и великолепные костюмы. А какие лошади — просто восторг! Да нет, все было потрясающе.
— Говорят, за вами постоянно ездила милицейская машина, в багажнике которой лежала канистра с коньяком.
— И это было, и нам поляны накрывали тут же, как только мы останавливались. Помню, что Вале Смирнитскому было даже плохо с сердцем, может, немного перебрал. Но все обошлось…
— Ну а с вами что интересного произошло на «Мушкетерах»?
— Что касается непосредственно работы в кадре — пожалуй, ничего. Но вот добираться до съемочной площадки было тяжело. Дело в том, что Львов редко принимал самолеты, и нас сажали в какой-нибудь другой аэропорт, потом уже на автобусах доезжали до места.
А мы с Левой Дуровым сразу шли в магазин, брали бутылочку портвейна, сырок «Волна». В аэропорту садились в палисадничке на скамеечку и начинали трепаться. У Левки же, царствие ему небесное, рот не закрывался.
Два человека были в моей жизни, которые могли говорить часами, — это Зиновий Гердт и Лева Дуров. С Зиновием мы снимались, но дружны не были, как-то не сложилось. А вот с Левой были друзьями.
— Ну а дома жена не устраивала взбучку за разгул на съемках?
— Нет, никаких взбучек. Она же понимала, что я работаю, зарабатываю деньги, у нас же тогда ничего еще не было, нам никто не помогал…
— А что касается романов? Говорят, жена Боярского долго еще припоминала ему те съемки…
— Ну об этом говорить не будем. А что касается Миши, то в 25 получить такую ролищу гениальную, такую музыку, такие песни — это фурор! И он пользовался очень большим авторитетом. Мне кажется, так до сих пор из этого образа выйти и не может. (Улыбается.)
«ЭТО ДОВОЛЬНО УНИЗИТЕЛЬНО»
— Вы о какой из своих ролей можете сказать ролища? Имею в виду кинематограф.
— Трудно сказать, они все мои дети… Хотя, наверное, ни о какой. Успех был, как-никак за плечами около 200 картин. Но вот ролища… Да нет, не думаю. А вот в театре есть такие — Арбенин в «Маскараде» и Маттиас Клаузен в «Перед заходом солнца». Это очень большие, масштабные, физически сложные роли. Они требуют огромной отдачи, после каждого спектакля ты выжат как лимон.
— Но Клюев-Арбенин и Клюев-Воронин — это же просто небо и земля! Как вам удается так перевоплощаться?
— Вот интересно: никто не говорит, что Клюев — такой хороший разноплановый актер, все говорят: как он может играть Арбенина и в то же время Воронина?..
— Но вы-то сами — Арбенин. И внешне, и внутренне. Совсем не Воронин, правда же?
— Согласен. И если бы все в нашей жизни было по заслугам, назовем это так, если бы я получал большие деньги, то с удовольствием работал бы только в театре, ну и еще преподавал.
Честно сказать, мне уже не хочется сниматься. Я все тут знаю, 55 лет уже снимаюсь! А сколько было маленьких эпизодов, каких-то крохотных ролюшек, ради которых нужно было куда-то ехать, в снегу валяться или в какой-то грязи, для того чтобы было у тебя два съемочных дня и ты получил свои маленькие деньги. Это, честно сказать, довольно унизительно. И мне всегда приходилось переламывать себя.
Помню эти очереди неимоверные, когда мы на «Мосфильме» стояли в так называемом аквариуме, а если точнее — в кассу, чтобы получить деньги за съемки… Ужас.
«ВЫХОДЯ НА СЦЕНУ, ИСПЫТЫВАЮ СТРАХ»
— Не так давно смотрела спектакль «На всякого мудреца довольно простоты», и меня поразила отточенность, с которой вы работаете. Это просто какое-то ювелирное искусство, высший класс — в каждом слове, в каждом жесте, в каждом движении…
— Спасибо. Ну я все-таки уже мастер…
— Наверное, многое взято от «стариков» Малого?
— Конечно! Ну что вы! Мы все учились у них, сидели за кулисами и смотрели. Я помню, артист Виктор Петрович Шарлахов, он был мастер показа. Но что он делал со зрителем, это просто уму непостижимо! Играли Яблочкина, Турчанинова, Гоголева в этом спектакле — все «старухи» Малого театра. Шарлахова по роли спрашивали: «Ну ты пришел?» И он отвечал: «Да» (басом). И потом неожиданно писклявым голоском: «Я пришел». И после этого он вставал на колени, чтобы прикоснуться к ручке Яблочкиной, и пяточки отрывал от пола… Зал неистовствовал просто! Я смотрел и все это запоминал, думал: «Да, вот это в точку».
А Борис Андреевич Бабочкин, который сыграл огромную роль в моей театральной юности, был мастером высочайшего уровня! У него все детали были отточены. Допустим, вовремя вынуть платок из кармана, встряхнуть его и… убрать. Этого не было в пьесе, но он делал это для того, чтобы привлечь внимание зрителей. И я перенял это у него, до сих пор всегда делаю то же самое с платком. Потому что рано или поздно в роли наступает такой момент, когда нужно вытащить белый платок, который сразу собирает зрительское внимание. Таких приемов много, но всего этого мы набирались от наших великих «стариков».
— Малый театр сейчас остался единственный по-настоящему московский. Ты всегда знаешь, что услышишь со сцены прекрасную речь, увидишь актерское мастерство… Кто-то из ваших актеров сказал, что давно ушедшие «старики» Малого следят за вами. У вас не возникало такого ощущения?
— Я убежден, что их дух остался в Малом. Бывает, прихожу в театр летом, когда все в отпуске. Выхожу на сцену — кулисы все собраны, свернуты. Такое впечатление, что сам театр дремлет, отдыхает, что ему, как живому существу, нужно набраться сил перед следующим сезоном. И, конечно же, души актеров — они здесь.
Когда был ремонт театра, я очень боялся, что это уйдет. Как раз с Юрием Мефодьевичем Соломиным (худрук Малого театра. — Ред.) на эту тему разговаривали, потому что такое произошло с МХАТом. Сломали крышу — и театр развалился. Надеюсь, у нас такого не случится…
Знаете, ведь актеры слишком много сил тратят в театре, все стараются быть заметными, все стремятся к славе. Да, к сожалению, у некоторых не получается. Но когда актеры уходят, они все равно продолжают служить театру. Как в намоленной церкви эти души находятся здесь. И, конечно, они охраняют нас…
— Скажите, что вы чувствуете каждый раз, когда выходите из-за кулис на сцену?
— Ощущение страха. Если ты не волнуешься перед выходом на сцену, тебе нужно менять профессию. Даже если спектакль играется годами, десятилетиями — все равно это каждый раз заново. Это каждый раз непредсказуемо. Великую Ермолову держали трое — так ее трясло перед выходом на сцену. Но только она выходила, волнение улетучивалось. Наверное, так и должно быть…
Источник: